Невиновная (1 сезон) смотреть онлайн - LordFilm

Елена сидела на краю скрипучей кровати в своей новой, почти пустой квартире, глядя на потёртый ковёр, который достался ей вместе с этим жильём. Ещё недавно её жизнь была похожа на мягкий свет утреннего солнца: Андрей будил её поцелуем в висок, Вика, сонная, тянула её за руку, чтобы показать очередной рисунок, а потом они все вместе пили какао, смеясь над тем, как дочка пачкала нос шоколадом. Елена любила свою работу — её руки, ловкие и чуткие, могли снять напряжение с любой спины, и клиенты уходили от неё с благодарностью в глазах. Она была уверена, что всё у них с Андреем идёт как надо, особенно когда он, сияя от гордости, сказал: "Лен, я снял тебе кабинет. Теперь ты будешь хозяйкой сама себе". Это был её лучший день рождения — Зоя, её подруга с доброй улыбкой, хлопала в ладоши, а Вика прыгала вокруг, крича: "Мама — начальница!" Елена тогда обняла мужа так крепко, что у самой заныли рёбра, и шепнула: "Спасибо, ты лучший". Но это тепло растаяло быстрее, чем она могла представить.

Всё рухнуло в один день. Елена стояла в своём новеньком кабинете, расставляла свечи с запахом лаванды, когда дверь с грохотом отлетела в сторону. "Стоять! Проверка!" — рявкнул кто-то в чёрной форме, и она даже не успела ничего сообразить, как её прижали к стене. Они нашли тайник — маленький свёрток, спрятанный за шкафом, полный белого порошка. Елена смотрела на него, будто на что-то чужое, и повторяла: "Это не моё, я не знаю, откуда это!" Но её голос дрожал, слова путались, а полицейский с усталым взглядом только качал головой: "Все так говорят". Она оглянулась, ища поддержки, но увидела только, как Зоя, бледная, стоит в углу и отводит глаза. Андрей приехал позже, обнял её молча, но в его взгляде было что-то странное — не тревога, а тень, которую она тогда не распознала. А потом суд. Елена сидела в зале, сжимая в руках платок, и слушала, как её называют "преступницей". Андрей не пришёл. Вика осталась с бабушкой. А она поехала в колонию, где запах сырости и крики по ночам стали её новой реальностью.

Тюрьма выжала из неё всё, что только могла. Елена научилась не смотреть людям в глаза, чтобы не нарваться на лишние проблемы, и молчать, когда соседки по камере делили между собой сигареты или сплетничали о своих "подвигах". Она держалась за воспоминания о Вике — как та однажды, ещё совсем маленькая, залезла к ней под одеяло и сказала: "Мам, ты тёплая, как кот". Эти слова грели её, когда руки мёрзли на холодной койке, а слёзы душили так, что приходилось закусывать губу до крови. Елена считала дни до освобождения, мечтая, как вернётся, обнимет дочку, поговорит с Андреем. Но когда её, наконец, выпустили по УДО, она шагнула в пустоту. Дома не было никого — ни Вики с её звонким смехом, ни Андрея с его привычкой насвистывать старые песни. Квартира стояла голая, как будто из неё вынули душу: только старый чайник на кухне да пара Викиных носков в углу. Елена упала на пол, прижимая эти носки к лицу, и зарыдала так, что стены, кажется, задрожали.

Теперь её жизнь превратилась в поиск. Она звонила всем, кого знала, ходила по знакомым, но никто ничего толком не говорил. Зоя, которая когда-то чуть ли не в сестры набивалась, теперь лепетала что-то невнятное: "Лен, я не знаю, он просто пропал". Елена чувствовала, как внутри растёт ком — смесь злости и отчаяния. А ещё был Коломыйцев, инспектор по УДО, который смотрел на неё, как на мусор, прилипший к ботинку. Высокий, с вечной щетиной и голосом, будто пропущенным через мясорубку, он приходил к ней каждую неделю. "Где была? Что делала?" — спрашивал он, постукивая пальцами по столу, пока Елена, сжимая зубы, отвечала односложно. Она ненавидела его — его холодность, его уверенность, что она вот-вот сорвётся и даст ему повод вернуть её за решётку. Но однажды, когда он в очередной раз завёл свою пластинку, она не выдержала: "Моя дочь пропала, а вы тут сидите и допрашиваете меня, как преступницу! Помогите мне её найти!" Олег прищурился, затянулся сигаретой и вдруг сказал: "Докажи, что не врёшь. Тогда посмотрим".

Это "посмотрим" стало её соломинкой. Елена начала рассказывать — про Андрея, который всегда казался ей опорой, про Зою, которая хлопотала вокруг кабинета, про тот день, когда её мир разлетелся на куски. Она говорила, а голос ломался, но она не останавливалась, потому что в глазах Коломыйцева мелькнуло что-то похожее на интерес. "С Андрея начинай, — сказал он наконец. — Слишком гладко он исчез". Елена замерла. Андрей? Её Андрей, который каждую годовщину приносил ей ромашки, потому что знал, что она их любит? Но чем больше она думала, тем больше замечала странностей: его поздние звонки, нервные взгляды, когда она спрашивала про деньги. А Зоя? Та вдруг стала реже звонить после суда, а недавно Елена видела её на улице — в новой куртке, с дорогой сумкой. Откуда у риелтора такие деньги?

Они с Олегом начали копать. Он, ворча и дымя сигаретами, всё-таки оказался не просто надзирателем — он умел задавать вопросы и находить людей, которые знали больше, чем говорили. Елена же вспоминала всё, что могла: как Андрей однажды обмолвился про "старого друга", как Зоя слишком уж настаивала на том кабинете. Однажды ночью, перебирая старые вещи, она наткнулась на коробку с их семейными фото. Там, среди снимков с Викиного первого дня рождения, лежала записка: "Андрей, всё готово. Она не узнает". Елена задохнулась. Она вспомнила сериал Невиновная, где героиня нашла правду в старом дневнике, и поняла — это её шанс. Она бросилась к Олегу с этой запиской, и тот, хоть и бурчал, что "ты мне не детектив", взялся за дело.

Через неделю они нашли Андрея. Он жил в соседнем городе, в маленьком доме с облупившейся краской. Когда Елена вошла, её чуть не смело волной — Вика сидела на полу, играя с куклой, и, увидев её, закричала: "Мама!" Елена упала на колени, обнимая дочку, вдыхая её запах — смесь шампуня и детского пота. Андрей стоял в стороне, бормоча: "Лен, я хотел вас защитить". Защитить? От чего? От правды, что он сам подставил её, чтобы выплатить какой-то долг? Олег, глядя на эту сцену, только сплюнул в сторону: "Радуйся, что она жива. А с ним разбирайся сама".

Елена не знала, что делать с Андреем — простить или проклинать. Но Вика была с ней, и это перевешивало всё. Коломыйцев, уходя, бросил: "Докажи, что справишься. Ради неё". И она кивнула. Ради Вики она готова была заново построить свою жизнь — пусть с трещинами, пусть с болью, но с надеждой, что этот путь приведёт её к чему-то светлому. Впервые за долгое время она заснула без слёз, слушая дыхание дочери рядом.